«Избыточная смертность превысила 1 млн человек. Эти люди должны были жить». Врач — о ковидных итогах года

Мир прожил еще один год с коронавирусом. Мы узнали о нем больше, научились хоть немного ему противостоять вакцинами и ограничениями, хотя по-прежнему не знаем, что готовят новые мутации, будет ли он дальше ослабевать или становиться злее.

О том, как прошел год и что может ждать человечество дальше, мы поговорили с врачом, экспертом лабораторной диагностики Александром Соловьевым.

— Что мы узнали о коронавирусе за этот год?

— Во-первых, мы в большей степени утвердились в понимании того, как изменчив коронавирус. Это подтвердилось с приходом «дельты» и с приходом «омикрона». Как и прогнозировалось, коронавирус становится более заразным, легко передается от человека к человеку, лучше уклоняется от антительной защиты. Но при этом последние данные по «омикрону» говорят о том, что вирус стал несколько менее вредным, менее опасным. Хотя да, он изменчив, и это закладывает наши ожидания на следующий год. Вирус будет изменяться и дальше.

Второе, о чем можно сказать: человечество получило в этом году дополнительные инструменты [борьбы с коронавирусом]. В прошлом году появились вакцины, в этом году они начали использоваться, доказали свою эффективность, в первую очередь по отношению к рискам тяжело заболеть и к смертельным исходам. Несмотря на изменчивость коронавируса, вакцины сохраняют эту эффективность, пусть несколько сниженно. Изменилась схема вакцинации, то есть сейчас очевидно, что двух доз недостаточно, нужна бустерная доза.

Помимо вакцин в этом году у нас появились противовирусные препараты, которые показывают свою эффективность по отношению к коронавирусу при раннем назначении. Целый ряд препаратов зарегистрирован и получил одобрение для клинического использования.

И я бы выделил третий аспект, связанный с тем, что мы лучше сейчас представляем, как происходит заражение, как передается коронавирус, в каких ситуациях это чаще всего случается. Это тоже дает нам более эффективные инструменты воздействия на него, для того, чтобы снижать вероятность успешного распространения коронавируса от человека к человеку.

— Маски и дистанция — этого уже недостаточно?

— Стало понятно, что основной путь передачи — аэрозольный. Это принципиально новое знание. Раньше у нас было представление, что респираторные вирусные инфекции передаются с крупными каплями при кашле, при чихании. Именно на этом знании основывались рекомендации по поводу ношения масок, по поводу безопасной полутораметровой дистанции, защитных барьеров в магазинах в районе касс, в ресторанах. Были даже попытки у нас в области их ввести в такси.

Но сейчас мы знаем, что аэрозольный путь распространения — ключевой. Аэрозоль — это мелкая взвесь, которая образуется при обычном дыхании, при обычной речи.

Аэрозоль очень длительное время висит в воздухе. Его поведение можно представить себе как облако дыма, которое легко распространяется на значительно большее расстояние, чем полтора метра, под влиянием вентиляции, воздушными потоками. Для того, чтобы быть лучше защищенным, нужно об этом помнить, и, соответственно, нужны лучшие средства защиты органов дыхания: это не просто маски, это респираторы класса защиты FFP2 или FFP3. Их важно использовать и в общественном транспорте, и в тесном контакте в закрытых помещениях, на массовых мероприятиях, при посещении торговых центров и так далее.

Вторая задача нацелена на то, чтобы соблюдать принципы социальной дистанции. Особенно важно следовать такому правилу, как самоизоляция при любых проявлениях респираторных заболеваний. Если вы не можете себя быстро обследовать, чтобы ответить на вопрос, коронавирус это или нет, такая самоизоляция должна длиться минимум 7–10 дней.

— Противовирусные средства — это препарат, который сделал Pfizer?

— Появились препараты от Pfizer и Merck, в России в конце этого года зарегистрирован очень интересный препарат МИР-19, который разрабатывало ФМБА. Это инновационное средство, но мы знаем только общие заявления о его высокой эффективности. По заявлениям разработчиков, оно серьезно подавляет развитие коронавируса, но при этом не были опубликованы научные данные. Тем не менее оно есть, и это тоже вселяет какую-то надежду, что и в России тоже появляются эффективные противовирусные препараты.

— Почему за полтора года не было разработано лекарство, которое помогает не только на ранней стадии заболевания, а в принципе лечит ковид?

— Самая большая сложность в разработке таких противовирусных препаратов связана с тем, что вирус поражает, как правило, очень много клеток. Весь его жизненный цикл проходит внутриклеточно. Для того чтобы блокировать производство вируса, нужны очень высокие концентрации препаратов, и, как правило, они могут токсически воздействовать в целом на разные клетки. Это очень серьезная проблема и задача — поиск таких лекарственных средств, которые бы действовали избирательно, не вредя организму в целом.

— Вы сказали вначале, что «омикрон» оказался менее злым и опасным.

— На сегодняшний день нет окончательного консенсуса профессионального сообщества, которое оценивает эту ситуацию. Почему? Потому что все прекрасно понимают, что есть факторы, сами по себе влияющие на то, что происходит с людьми, которые инфицируются, будучи провакцинированными или ранее переболевшими. Мы сейчас наблюдаем активное распространение коронавируса в странах, где очень высокий уровень коллективного иммунитета. В Великобритании, например, он с середины лета достигал 90% взрослого населения. Но при этом очевидно, что этого не хватает, чтобы сдержать распространение «омикрона», и очень много людей инфицируются им. Но опять же, по всей видимости, уровень коллективного иммунитета влияет на то, насколько тяжело болеют люди.

Поэтому нельзя сказать, что сам по себе «омикрон» стал менее патогенным или менее опасным, потому что люди не вакцинированные и не болевшие ранее, то есть максимально восприимчивые, могут так же тяжело заболевать, так же есть летальные исходы. Одной из наиболее страдающих групп являются дети, которые, опять же, не были вакцинированы в силу возраста и в силу недоступности вакцин.

«Омикрон» — не легкий вирус, нужно воспринимать его так же, как «дельту». Это очень важно понимать, потому что есть такие высказывания, которые создают некий общий благостный фон: что появление «омикрона» — это, условно говоря, естественная прививка легкого варианта вируса, все сейчас инфицируемся, и чем быстрее это произойдет, тем быстрее мы все приобретем иммунитет, который нас будет защищать и от «дельты», и от новых вариантов коронавируса, и тем самым закончится пандемия.

При этом забывается, что коронавирус не проходит бесследно для организма человека. Он вызывает длительное воспалительное состояние, поражение разных клеток. Вирус может долго находиться внутри нашего организма, прячась в клетках жировой ткани, в клетках разных других органов, при этом способствуя перевозбуждению системы, ее клеточного звена иммунной системы, при котором может активироваться аутоиммунное воспаление, а это уже агрессия иммунной системы по отношению к своему собственному организму. И вот эти наблюдения достаточно частые, то есть они касаются людей разного возраста, в том числе детей.

— Какие самые частые постковидные нарушения?

— По разным данным, от 10 до 30% людей, которые встретились с коронавирусом, имеют симптомы нарушенного здоровья, длящиеся от шести месяцев до года. У людей, которые перенесли коронавирусную инфекцию, особенно у тех, кто был госпитализирован, даже по прошествии года сохраняются функциональные нарушения со стороны органов дыхания. У достаточно большого количества людей развиваются нарушения функции почек, развивается сахарный диабет. Есть очень большое количество наблюдений, связанных с тем, как страдает нервная система. И это очень отдаленные последствия.

Сейчас идет процесс накопления информации о последствиях перенесенного ковида, но уже очевидно, что нельзя воспринимать случаи инфицирования коронавирусом как нечто легкое и правильное. Нужно всё-таки добиваться того, чтобы он меньше циркулировал среди населения, чтобы было меньше случаев и рисков инфицироваться им, получения высокой дозы коронавируса. Для этого тоже нужны меры дополнительной защиты, включая в первую очередь защиту от аэрозольного инфицирования.

— В этом году стало понятно, что нужна третья бустерная доза вакцинации. Сколько еще мы будем прививаться, будут ли четвертая, пятая дозы? Тем, у кого прошло полгода с ревакцинации, нужно снова делать прививку?

— Это открытый вопрос. Пока о необходимости четвертой дозы заявляли специалисты из Израиля. Это страна, в которой в первую очередь было выявлено снижение эффективности первых двух доз вакцины в конце июля этого года. Связано это было с активным распространением «дельты» и увеличением случаев прорывных инфекций у привитых двумя дозами. С момента массовой вакцинации бустерной дозой в Израиле прошло три-четыре месяца, наблюдается некоторое снижение эффективности уже третьей дозы и экспертами поднимается вопрос о возможной необходимости четвертой дозы. Но пока это дискуссионный вопрос, надо подождать некоторое время, пока будут получены более надежные данные.

— Рост количества новых случаев в европейских странах все-таки о чем говорит? «Омикрон» стал намного заразнее или вакцины стали хуже защищать именно от заражения, при этом защищая от тяжелых течений?

— Тут справедливо будет и первое, и второе предположения. «Омикрон» стал более заразным, он лучше воспроизводит себя в верхних дыхательных путях, бронхах, а именно здесь лучше образуются аэрозоли при дыхании и при речи, и это фактор, способствующий более легкому инфицированию других людей. При этом еще один из факторов — он умеет уклоняться от защитного воздействия со стороны иммунной системы как у тех людей, которые раньше перенесли коронавирусную болезнь, так и тех, кто был вакцинирован двумя дозами вакцины, не говоря уже об одной дозе. А у нас есть еще часть людей, которые привиты только «Спутником Лайт».

Здесь, наверное, нужно просто признать факт, что вакцины, используемые от коронавируса, не защищают в той мере, как мы надеялись, от инфицирования и в меньшей степени, чем хотелось бы, влияют на возможность передачи вируса от одного человека к другому. То есть люди, которые вакцинировались, тоже участвуют в передаче вируса от человека человеку. И это диктует необходимость использования дополнительных мер — так называемых нефармакологических. Очень важно, как каждый отдельно взятый человек понимает это, потому что от действий каждого очень сильно зависит, как будет развиваться ситуация в будущем.

Мы видим, что вакцинация третьей дозой снижает риски госпитализации, развития тяжелых форм заболевания и смертности. Мы можем наблюдать практически ежедневные сообщения о новых рекордах по количеству случаев инфицирования в странах Евросоюза, в Великобритании, Канаде, США. И в то же время там совершенно несопоставимые с первыми тремя волнами уровни госпитализации и особенно смертности, она очень низкая. Здесь в очередной раз есть повод задуматься всем нам, потому что по России мы видим чуть-чуть другую динамику. К сожалению, у нас не настолько выражен разрыв между количеством новых случаев инфицирования и количеством госпитализаций, и, что самое страшное, — смертей. У нас эта связь практически не разорвалась.

— Это из-за недостаточного охвата вакцинацией?

— В первую очередь, конечно, да. Не просто недостаточной вакцинации, а еще и недостаточного охвата вакцинацией людей из групп риска. Это одна из самых главных причин, потому что большую часть смертельных случаев дают люди старшего возраста, люди с определенными хроническими заболеваниями. Именно эта группа не охвачена вакцинами на 90 и более процентов и не усилена сейчас бустерной дозой.

— Если сравнить подходы к мерам сдерживания коронавируса в России и в европейских странах в этом году, как они отличались?

— С одной стороны, когда в России вводили QR-коды, для обоснования этой меры были отсылки к европейскому опыту. Действительно, большая часть стран Евросоюза ввела похожие запреты, например, «зеленые паспорта» в Италии. Здесь нужно сказать, что эти меры эволюционируют, никто от них не отказывается в этих странах, и более того, сейчас происходит их усиление. Нужно быть не просто вакцинированным или переболевшим, но еще и протестированным. В Германии вирусологи предлагают сделать свободный доступ в рестораны и общественные пространства тем, кто получил бустерную дозу, двух уже недостаточно. Это меры, определяющие новые правила жизни.

Здесь мы очень сильно отличаемся от стран Евросоюза. У нас на фоне снижения заболеваемости тут же отменяют целый ряд мер.

Возьмем ситуацию с кинотеатрами. Для них сохранили QR-коды, но значительная часть людей, приходя в кинотеатр, тут же снимает маски, и этому способствует в том числе возможность купить попкорн и напитки. Человек снимает маску, ест и пьет во время сеанса, получается массовое скопление людей, которые взаимодействуют друг с другом в плохо вентилируемом помещении. То есть все эти меры вообще лишены смысла.

В странах Евросоюза запрещено употреблять напитки и еду в кинотеатрах. Да, они открыты, но человек должен сидеть в респираторе второго класса защиты, не есть и не пить. И это логично, это укладывается в представление о мерах, реально воздействующих на распространение коронавируса. В основе любой меры должны лежать научно обоснованные факты, и тогда мера становится логичной и понятной. Если она лишается научной основы, то превращается в фиктивную и формальную, потому что нет понимания, зачем ее исполнять.

— Чем нам ждать от следующего года, какой ситуации с коронавирусом?

— Во-первых, зима будет непростой для нас всех, потому что на январь-февраль придется фаза активного распространения «омикрона» в России, и это неизбежно приведет, как и в других странах, к огромному количеству инфицированных людей и к очень большой перегрузке, в первую очередь, поликлиник и скорой помощи. У нас эта проблема будет более острой, потому что достигнут еще не тот уровень коллективного иммунитета. Одновременно с этим существенную нагрузку на систему здравоохранения дадут люди с другими респираторными вирусными инфекциями — например, гриппом.

Если говорить в целом о следующем годе с позиции того, что будет с пандемией, я думаю, несмотря на то, что коронавирус будет и дальше меняться, год должен быть несколько легче, чем тот, который мы прожили сейчас. Появится больше свободы.

Единственное, возрастет груз отложенных проблем со здоровьем людей, которые не могли получить в полной мере медицинскую помощь последние полгода в связи с перегрузкой системы здравоохранения. С середины июня в области большая часть многопрофильных больниц была переведена под ковид, это не могло не сказаться в целом на доступности медицинской помощи.

Сейчас ряд стран публикует интересные заметки, сообщая, что плановая хирургическая помощь уже расписана на два года вперед. Серьезным образом пострадала диспансеризация во всех странах, и у нас тоже. Также пострадала и программа ранних онкоскринингов. Всё это будет отголоском сказываться в следующие годы.

— Это проблема всего мира, не только России?

— Везде по-разному, потому что всё сильно зависит от стратегий, принятых внутри стран. Если мы говорим о странах Азиатско-Тихоокеанского региона — Тайване, Сингапуре, Южной Корее, Японии, Китае — там ковид в меньшей степени влияет на систему оказания медицинской помощи, потому что они выбрали другую стратегию борьбы с болезнью. Они активно используют нефармакологические методы контроля за распространением вируса, они в сжатые сроки добились высокого уровня вакцинации населения — более 80%, включая детей с пятилетнего возраста.

То же самое можно сказать в некоторой степени о европейских странах, которые вроде ближе нам и по модели здравоохранения, и по моделям реагирования на угрозу коронавируса. Тем не менее, там чаще прибегали к более жестким мерам, включая локальные или короткие общенациональные локдауны. Плюс к этому, там вводились меры по защите детей, маски и респираторы в школах, регулярное тестирование. В Германии школьники три раза в неделю сами себя тестируют с помощью антигенных тестов.

— На длинной дистанции какая стратегия оказалась более эффективной?

— Однозначно стратегия максимального сдерживания ковида. Она в лучшей степени сказалась и на экономике этих стран, и на здравоохранении, и, конечно же, она не привела к таким колоссальным человеческим потерям, какие мы наблюдаем в нашей стране.

Они не должны были умереть в это время. На мой взгляд, совершенно неспроста президент на пресс-конференции, отвечая на вопрос об основных задачах и драйвере будущего года, сказал, что это должна быть программа народосохранения. Это очевидно.

— Насколько реально было у нас реализовать такую стратегию?

— Мне очень сложно судить об этом, хотя я не вижу никаких ограничений, ведь инструменты есть, они понятны и научно обоснованы. Нужно только, чтобы политическая воля, которая несомненно присутствует на высшем уровне, была поддержана реальными делами, в том числе на региональных уровнях. Никто не мешает изменить стратегию тестирования, сделать доступными антигенные тесты, использовать успешный опыт других стран, но это требует ресурсного обеспечения, в том числе финансового. Опять же, никто не мешает менять информационную политику и лучше просвещать население. Это вообще не требует каких-то серьезных вложений.

Недавно глава Роспотребнадзора Анна Попова заявила, что ведомство готовится к ухудшению эпидобстановки по коронавирусу после новогодних праздников. О том, как празднуют Новый год в красных зонах, мы рассказывали в этом материале. Всю информацию о ситуации с коронавирусом ищите в специальной рубрике.