Гузалия Ариткулова, детская писательница: «Моя главная книга еще впереди»

В литературу она вошла неожиданно и стремительно. Желание писать жило в ней с юношеских лет, однако вбитая с детства мысль о том, что на каждую профессию надо учиться, долго не позволяла автору взяться за перо. Гузалия, или как она себя чаще называет, Гуля попробовала себя во множестве профессий. Была и мастером, и инженером ОТК на Кожевенном заводе, и продавцом, и бухгалтером, и предпринимателем, и воспитателем, и журналистом… В российских журналах для детей и подростков Гузалию Ариткулову публикуют под псевдонимом Гуля Риф. Ее творчество оценили и читатели, и компетентное жюри. В конкурсе «Золотое перо Руси-2008» Гузалия Ариткулова стала золотым лауреатом. С нетерпением автор ждет выхода в свет второй книжки. Первая, «Дедушкины сказки», уже отпечатана в издательстве «Китап» в лучших традициях детской художественной литературы: на хорошей бумаге, с выразительными красочными иллюстрациями, соответствующими тексту. С недавних пор обладательница фарфоровой статуэтки конкурса «Золотое перо Руси» ведет литературный кружок для детей во Дворце пионеров.

– Гузалия, вот вас и признали перспективным детским писателем. А как так случилось, что вы неожиданно вошли в мир литературы?

– Писать нравилось всегда. Сначала были юношеские стихи. Я думала, что просто так прийти в литературу нельзя. Чтобы профессионально писать – надо учиться. Когда дети родились, была мечта азбуку написать в стихах, с иллюстрациями. Но это были только мечты… Я подумала, что если я пойду в литературу, то я должна написать повесть. И я написала повесть. Сейчас она лежит, ее конечно, можно довести до ума. Потом я поехала в Уфу, в Союз писателей, к литературному консультанту. После этого как-то быстро родился сборник, написала «Дедушкины сказки». На самом деле эти сказки я придумала давно, они в голове у меня жили, с детства. И я их просто переложила на бумагу. Отвезла в «Бельские просторы», их начали публиковать. Потом в «Китап» обратилась.

Я начала писать, и это мне так понравилось. Стихи у меня, конечно, слабые. А проза – это мое.

– Говорят, что литинституты портят талантливых авторов. Вы бы хотели, чтобы вас обучали навыкам это профессии?

– Сейчас уже не хочу. Уже задумываюсь о фундаментальном произведении. Я начала с рассказов для детей. А теперь мне хочется написать произведение для всех возрастов, что-то серьезное, большое. Не для того, чтобы поразить кого-то, просто потребность у меня такая есть. Это будет произведение, основанное на документальных фактах. Я чувствую, что моя главная книга еще впереди. А в литинститут я уже не хочу. Может, 10 лет назад хотела…А сейчас не хочу.

– Любопытно, но вы теперь сами в роли наставника. Дети знают, что с ними писатель занимается? Как воспринимают?

– Я заметила, что когда читаешь отрывок из уже напечатанной книги – слушают совершенно иначе, чем когда цитируешь с обычного распечатанного листа. Писатель без книги для них – ненастоящий писатель. Только после того, как видят сборники, в которых тебя уже опубликовали, появляется доверие. Тогда можно и рукопись зачитать, пояснив, что это совсем новое произведение, которое еще не успели напечатать.

– Как помогаете ученикам реализовать себя на литературном поприще?

– Лиля Махмутова, студентка БГУ, пришла со стихами, незаметно перешла на прозу. Недавно «отпраздновала» первую публикацию в одной из районных газет. Я, как могу, стараюсь помочь с публикациями. Нахожу для них конкурсы, не просто какие-нибудь интернет-конкурсы, а те, по результатам которых произведение будет напечатано в бумажном формате. Алсу Салаватова – талантливая девочка, вы о ней еще услышите. Должна быть опубликована в журнале «Мост» как лауреат конкурса «Пегасик». Есть у нас индивидуальные занятия, на которых мы занимаемся конкретными произведениями ребят. Я никогда никого не перечеркиваю. Если у человека есть свой стиль, зачем его ломать. Мне интересно читать, как они видят мир, и взгляд у них порой очень оригинальный.

– А в своем творчестве на кого ориентируетесь? Есть писатели, которые для вас служат своеобразным «камертоном» стиля и вкуса?

– В самом начале я читала серию Бушкова «Сварог». Эта стилистика проскальзывала. Но я ушла от этого. Хотя до сих пор расстраиваюсь, что стиль у меня простоватый… У меня много любимых писателей. Но я не хочу им подражать. Не могу сказать, что я хотела бы писать, как Носов… Хотя я зачитываюсь его книгами для детей, я считаю, это суперписатель.

А вообще. Когда пишу, стараюсь представить картинку. Прежде чем написать я должна увидеть этот кадр у себя в голове. Если увидела героев, все, динамика уже пошла. И я не знаю, хорошо это или плохо, но у меня почти все произведения построены на диалогах. Не всем нравится. Я иногда думаю, что надо побольше описательную часть сделать… Потом перечитываю и вижу – у меня через диалоги все передается.

– Диалоги – соль драматических произведений. Никогда не было желания написать пьесу и увидеть свою постановку на сцене?

– Я об этом часто думаю, но пока не готова. Постановка на сцене должна быть интересной, надо придумать захватывающий сюжет. Пока еще не пришел такой. Но я смогла бы написать пьесу, я тяготею к диалогам. Хотя в детстве я ненавидела читать пьесы. А сейчас сама к этому пришла.

– Вы заявили о себе как детский писатель. Честно говоря, в настоящее время в детской литературе происходит что-то не совсем понятное. Какие-то пересказы, современные обработки… Как относитесь к экспериментам современных детских писателей?

– Не приемлю я «эротику для подростков». Ненавижу. Мне не нравятся «ужастики». Я сама лично не люблю «ужастики», и детям они не к чему. Нравится мне фэнтези, но не все. «Гарри Поттера» я люблю, честно скажу, пусть это кого-то шокирует. Я читала книги о нем запоем. Роллинг пишет здорово: есть там и сюжет интересный, и образы. Она нащупала этот волшебный мир и она, Роллинг, молодец.

Я люблю исторические книги. Когда доступно для детей пишут, это здорово. Про природу люблю. В стиле Бианки когда пишут. Есть такой писатель современный Парфе, вообще, он Парфентьев Александр, у него вышла книга «Торпи»: он пишет про животный мир и захватывающе, и познавательно одновременно. Такие произведения должны быть.

Я не люблю, когда в детских произведениях открытая мораль. Нравится завуалированность. Не люблю откровенного назидания. Нельзя открыто писать нравоучения.

– Некоторые издательства принимают писателей на работу. Предлагают им готовую фабулу. Вы себя представляете в роли такого писателя – под заказ?

– Были такие намеки, неконкретные предложения я отмела. Скорее нет, чем да. Кто-то может писать по задуманному. Я – нет. У меня просятся наружу мои герои. У меня много произведений, которые нереализованные лежат. Я с издательствами различными сейчас в активных переписках нахожусь. Но там у них везде серии, серии, серии. А запустить свою серию очень тяжело. Но я, честно говоря, и не хотела бы запускать серию, потому что мне кажется, это такая тягомотина. Книга – ну не больше трех частей – должна быть. Один герой в трех книгах – предостаточно. Не надо подсаживать читателей на серии. Это портит вкус. А нас приучают. Книга – это штучный товар. Издательства занимаются коммерцией, а этическая сторона их не волнует.

– Распространено мнение, что писатель на работе должен заниматься любым трудом, кроме умственного и литературного, иначе просто сойдет с ума. Согласны?

– Независимо от того, где человек работает, у него бывают творческие моменты. Когда над ним порхает муза. А если это состояние отсутствует – хоть ты в газете работай, хоть кирпичи клади, хоть как отвлекайся, хоть как путешествуй, если этого нет – его нагнетать бесполезно. Это зависит от момента озарения. Пробовала я писать: параллельно журналистскую статью и повесть писала и… шло. Не помешало мне это.

– А еще в чем-то творческое начало проявляется?

– Сейчас ничем, кроме писательства, заниматься не хочется. А в юности я любила петь, мечтала играть на разных инструментах. Но Бог не поцеловал меня в темечко в этом плане. Любила и много рисовала, но все было на кустарном уровне. Все картины маслом раздарила. Этот творческий прилив ушел, отхлынул. Шила сама. В годы перестройки придумывала индивидуальную одежку для своих детей – это тоже творчество.

– У вас есть несколько рассказов с социально-политическим подтекстом. А вообще подобная тематика привлекает?

– Стараюсь держаться подальше. Мне нравится писать рассказы с психологической подоплекой. Нравится писать про любовь. Но не в эротическом ключе, как он ее поцеловал и так далее, а психологические переживания. Как это приходит, почему бывает неравная любовь, безответная… Мне нравится раскрывать психологические моменты этого чувства. Иногда смотришь на человека и начинаешь создавать вокруг него мир. Какие страсти кипят внутри, что он чувствует. Что мне близко, то я и пишу. За героев переживаю, проживаю их жизнь. Хотелось бы писать остро.

Нравится, как Шукшин пишет. Вроде бы просто, а есть что-то такое, что красной лентой проходит по рассказу.

В последнее время я мало читаю. Не знаю, почему. Единственное, что перечитала «Пролетая над гнездом кукушки» американского писателя Кен Кизи. Прочитала и подумала: зря ругали режиссера…

– Что такое, на ваш взгляд, хорошая книга?

– Это как конфета. Если у меня остался вкус от книги, если она меня взбудоражила, струны какие-то зазвучали, я хожу под впечатлением, что-то мне охота делать – значит, книга хорошая. Если что-то запело внутри, всколыхнулось, проснулось – значит, книга хорошая. Я не люблю со школьного возраста анализ книг. Я прочитала, мне понравилось и все. Я не хочу это анализировать. Опять же, возвращаясь к конфете, я ее съела, мне понравилось, и я не хочу знать, из чего ее сделали. Я не знаю, хорошо это или плохо. Главное – впечатление. В разном возрасте книги производят разное впечатление. «Анну Каренину» перечитала. Как я ее восприняла в юности и сейчас – это небо и земля. А анализировать… Пусть этим занимаются те, кому это нравится, критики, например.